Пылающий

Рецензия: Лотерея

В ходе обсуждения «Пылающего» после премьерного показа в екатеринбургском Ельцин Центре единственным убеждённым противником фильма выступил человек, отвергший его, поскольку «нами манипулируют, как дрессированными мышами» — позиция радикальная, но понятная в том смысле, что это кино выкладывает свои мысли с прямотой, переходящей в дидактизм. Весь 148-минутный сюжет, вкупе с обильно, но аккуратно раскиданными по нему характерными и бытовыми деталями, запряжён в одну сверхидею — современное классовое неравенство как непреодолимая бездна, физически заглатывающая одних и оставляющая других с постоянным ощущением безысходности, которое в итоге также должно вылиться в чью-то смерть.

Именно с этой целью выставляются друг против друга двое молодых людей, один из которых бегает на подработке, копается в сарае и не имеет в доме давилки для чеснока, а другой ездит на порше, не находит разницы между работой и развлечением и никогда в жизни не плакал. Один видит себя в персонажах Фолкнера, другой приравнивается к самому знаменитому герою Фитцджеральда. Оба немногословны — один зажат и неопытен, другому, нарочито полупрозрачному, нечего выразить словами. Но ключевой персонаж — между ними: трагическая пропащая девушка, жаждущая физических переживаний и полная жизни, но попадающая в орбиту человека, внутри которого жизни нет. Так всё и обрывается, и фильм не останавливается попереживать по поводу того, что это несправедливо или глупо. Это просто холодный, страшный факт.

Усложняется этот расклад преимущественно за счёт главного героя, который хочет стать писателем, но больше мастурбирует, чем пишет, и в целом, несмотря на свой поиск истины, не является образчиком благородства или праведного упорства. Это органичный элемент картины мира, которая здесь выходит за пределы критики конкретного общества или даже поколения, чтобы достичь всеобъемлющих масштабов. Времена года сменяются в более холодную сторону, однажды зашедшее солнце не возвращается, по ту сторону трубки продолжают молчать, ответы становятся понятны слишком поздно, и поверх всего этого медленно, но верно проступает ощущение почти линчевской жути; есть даже свой танец Одри — под музыку Майлза Дэвиса из «Лифта на эшафот», ещё одной истории об исчезновении и поиске, развернувшейся по-своему безжалостным образом.

При всём этом игра со зрителем здесь предельно честна, даже обладает своеобразным чувством юмора: за множеством предметов, которые то ли есть, то ли их нет, в итоге скрывается одна центральная метафора и семь чеховских ножей. По своей атмосфере и конкретному сочетанию простых и сложных элементов «Пылающий» не похож ни на один из предыдущих фильмов Ли Чан-дона, чья карьера шла от сильных («Мятная конфета») и чудовищных («Оазис») мелодрам к сложным, отстранённым персонажным эпикам («Тайное сияние» и «Поэзия»), и несложно понять, чем в данном случае было вызвано не просто одобрение, но обожание пишущей публики в Каннах: жанровое кино, оно же медленное кино, оно же социальное высказывание — та ещё святая троица. Впрочем, в высказывании столь продуманном и дисциплинированном есть что ценить.