Все деньги мира

Рецензия: Пламмер против Спейси

Когда Ридли Скотт начинал снимать историю похищения шестнадцатилетнего Джона Пола Гетти-третьего, это наверняка не задумывалось как нечто назидательное, скорее уставший от борьбы с собственными фанатами режиссёр хотел таким небанальным образом поисследовать природу любви (в данном случае деда к внуку), попутно вновь поднимая уже привычные автору библейские темы и заполировав всю историю пространными рассуждениями о том, что все семейства несчастны по-разному, и по законам их судите их. Во всяком случае именно это следует из длинного нарратива вступления, да и общая канва повествования, сконцентрированная не столько на поисках пацана, сколько на выкручивании рук скупому рыцарю в рамках многочисленных поездок в его лондонское имение, говорит о планах режиссёра куда больше, чем продемонстрированный в итоге на экране результат.

Конечно, фильму премного для украшения послужил пожар в лице сексуального скандала со Спейси, так что в результате натужный состаривающий грим последнего сменился вполне естественным Пламмером, после чего главный герой хотя бы перестал быть похожим на Скруджа Макдака. Однако немногочисленные пересъёмки и многочисленный лютый компьютерный монтаж, очень заметный при просмотре, не помогли пересмотреть концепцию, а она с новым Жаном Полом Гетти билась не очень.

Если в исполнении Спейси скупость была бы гротескной частью характера, то у Пламмера она именно что выглядит болезненной, необъяснимой социопатией, в которой пропала борьба между семейными узами и внутренними мотивами, а осталась только банальная жадность, в противостоянии которой и заполошная мамаша, и увёртливый Уолберг оказываются заведомыми моральными победителями. То есть дедушка у нас хороший, но немножко больной, и мы его вылечим.

Горбатого, разумеется, исправит могила, и это одновременно и самый пронзительный, и самый вставной номер этого шапито, но на фоне такого дедушки и слабовольный сыночек, и тем более его богемный внучек выглядят вполне логичными и самое главное вполне скомпенсированными людьми, чьё поведение простительно и в общем-то безальтернативно. Такой Гетти не столько голословный инопланетянин, сколько обычный бытовой скупердяй (или, если хотите, носовский Скуперфильд), и это ломает основную концепцию Ридли Скотта про «другую гравитацию», что разом превращает весь фильм в бытовой детектив с похищением, в котором главным героем становится уже не чужая жадность, а всякие там стокгольмские синдромы и аттракционы с отрезанием уха.

Даже самый сильный момент фильма — тот, где Гетти убеждают, что мамаша сама инсценировала похищение — в окончательном монтаже теряет свою ударность, проезжая мимо церкви буквально по инерции обратного отсчёта суммы выкупа. Семнадцать, семь, четыре, один. И лишь ударный кадр с разлетающимися газетами прерывает это мерное, как тиканье метронома, повествование, переходя, по рецепту «Берегись автомобиля», от детектива к погоне.

И тут у достаточно размеренного и велеречивого фильма (причём мастерски, без презрительного оглядывания на зрителя, снятого, что для Ридли последнее время нетипично) внезапно появляется нерв и драйв («увозите его из Италии!»), в котором, увы, нашему Скруджу не осталось места вовсе. Разве что в виде вставной римской статуи под занавес. Мораль же окончательно становится ломовой и однозначной — деньги зло, отдавайте их на благотворительность. Тчк.