Есть всё-таки на свете такие истории, которые сами по себе — эпизод, набросок, отрывочная эмоция, интонация голоса, выражение лица. Попробуй продолжить — либо скатишься на банальность, либо завязнешь в деталях, либо поневоле двинешь в нарочный сюрреализм, от которого зачастую тепло — одному автору, да и то, лишь в свете невозможности высказаться более чётко, более ясно. Нужно быть очень уверенным или очень самоуверенным, что не одно и то же, человеком, чтобы браться такую пронзительную зарисовку разворачивать во что-то полноформатное, большое, с подробностями и развязкой. Не только постановка задачи, но и её решение — всё ложится на плечи автора. И справиться с такой задачей тем сложнее, чем пронзительнее тот первый эпизод, то первое мгновение.
Режиссёр Александр Велединский познакомился с историей «Живого» ещё в годы учёбы на Высших режиссёрских курсах, прочитав сценарий однокашника своего Игоря Порублева. Тот знал запах горной войны и у него родился такой карандашный набросок фильма-рассказа — двое вытаскивают третьего с поля боя, а сами погибают, прикрывая отступление. Выживший возвращается домой без ноги, не находя вокруг ни одной точки соприкосновения с реальностью, и такой точкой для него становятся два призрака его товарищей, непонятно как очутившихся рядом и даже не знающих, зачем они здесь, и куда потом уйдут, оставив героя в покое или забрав его с собой.
В этой истории была своя музыка, своя тоска и своя пронзительность — два балагурящих призрака в зимнем камуфляже, пришедших оттуда, где холодно и никого нет. Велединский сразу попросил Порублева отдать ему сценарий, но тот не соглашался, «сам сниму». Но годы шли, наше кино не спешило возрождаться, и сценарий после доработок достался-таки Велединскому.
И Велединский постарался. Он придумал замечательных персонажей, актёры вжились в них словно намертво, вросли, позволили им стать собой, и это уж не персонажи — это живые люди, хотя некоторые — уже мёртвые. Они заразительно смеются, они молча плачут, они — живые.
Диалоги Игоря и Никича — двух призраков — это диалоги шекспировский глубины и захаровской заразительности. Каждая мельчайшая деталь на экране — живёт своей жизнью. Эпизоды — вершина кинематографического искусства.
И одно лишь, зато огромное, неподъёмное «но» над всем этим. И персонажи, и эпизоды, и иконописной почти мощи кадры — это оттуда, из истории, из крошечного образа, который следовало разжечь в костёр, пожар, стихию. Но ни костра, ни пожара, ни стихии не получилось. Искры вспыхивают и гаснут — вот бой в заснеженных горах, вот военный госпиталь, вот убийство не на войне, вот возвращение домой, вот двое призраков, бредущих по пустой Красной площади и танцующих в обнимку со своим неразлучным оружием под песню группы «Сплин».
А общей картины как не было, так и нет. Как ни печально, несмотря на награду имени Григория Горина за лучший на «Кинотавре» сценарий, несмотря на его историю, несмотря на все заметные попытки собрать его воедино уже на монтажном столе — скажу сейчас самое ужасное — сценария у фильма просто нет.
Другой фильм Велединского, сакраментальное «Русское», обладал таким мощным внутренним стержнем в лице лимоновского литературного подростка Савенко, что силу эту, кажется, нельзя перешибить ничем — каждый художественный приём этой могучей харизмой пригибался к общему стволу и ставился как то лыко в строку. «Живой» же, при ничуть не менее сильных персонажах-эпизодах-диалогах, категорически отказывается играть по правилам киноромана, предпочитая оставаться искрами в темноте вместо костра из этих искр.
Во время просмотра отчаянно заметно, как Велединский донельзя удлиняет эти эпизоды, пытаясь остановить мгновение, заставить эти мгновения идти стройным потоком хоть куда-нибудь, хоть бы и не в том направлении, но — идти. Некоторые эпизоды даже повторяются почти целиком — картинкой, музыкой, планами, пейзажами, словами — по нескольку раз за фильм. А всё равно остаются просто повторёнными раз от раза отрывочными эпизодами. Никуда не ведущими, самоценными, но не желающими отдавать эту ценность наружу, в общее полотно фильма.
Так всё и тянется, до самого финала, с неизбежно-непонятным священником Чадовым-младшим, с «красным смещением» в сюрреализм, безысходность и религию. А ведь про религию уже всё было сказано ещё в эпизоде, где Кир кричал «Бог!», и в ответ раздавалось молчание. А ведь про безысходность уже столько раз говорили другие, и мелковата она как вывод из истории двух призраков и одного солдата. А ведь про призрак уходящего воина в шинели именно в прощальном ключе уже так хорошо прозвучал эпизод в фильме «Вор».
Велединский не сумел собрать в единую картину то, что не захотело соединяться. Не сумел преодолеть барьер блестящего, но эпизода и нарисовать полотно, как этой было с «Русским». Чего очень и очень жаль. Любите кино.
Фильма-катастрофы у Стоуна совсем немного — вот летят сверху офисные документы, вот полицейские волокут на тележке дыхательные аппараты, а вот стены и пол начинают ходить ходуном, доли секунды, и двухмерный мир небоскрёба становится многомерным миром его руин. А в нём — горстка живых, беспомощных, неспособных даже пошевелиться, задыхающихся от бетонной пыли, готовых вскоре умереть, но продолжающих почему-то жить. А снаружи родные уже ждут вестей, остаётся ли шанс. В этом ожидании — весь фильм.
Отзывы: [2]
Cоздать запах на экране, внушить его зрителю должен был в первую очередь суметь Тыквер. Не будет этого — фильму уже ничего не поможет. Будет — значит, все споры отходят на второй план. Тыквер начинает своё повествование с ударной порции… вони. В точности, как в романе. Самое вонючее время — восемнадцатый век. Самое вонючее место — Франция, Париж, рыбный рынок. Там родился человек без собственного запаха, Жан-Батист Гренуй, злой гений с идеальным обонянием.
Отзывы: [46]
Персонажей в фильме ни много ни мало — сорок два. Все они ужас какие непростые, у всех свои проблемы и проблемки. На чём и расцветают пышным цветом разнообразные вариации и темы означенного выше социального кино: супружеская неверность, отношения отцов и детей, равнодушие общества к инвалидам, страх женщины перед одинокой старостью, детская преступность, проституция среди солдат-срочников и, почему-то, как апофеоз — комплекс провинциала, стремящегося куда-нибудь, лишь бы отсюда.
Фильм действительно пугает, настраивая зрителя на правильный лад с первых минут хронометража. Берет врасплох, заставляет вздрагивать, еще больше увеличивая амплитуду шевеления волос на головах соседей по просмотру. Что отрадно, достигается подобный эффект отнюдь не дешевой компьютерной графикой, но атмосферой и пугающей разумностью происходящего. Изрядную долю керосина в костер неровной струей вливают представители рода генетически-модифицированных собак-убийц.
Отзывы: [5]
Летом на экранах царят блокбастеры, именуемые просто «летними», они бывают удачливые и несостоявшиеся, проигравшие в коммерческом состязании за зрительскую любовь фильмам, к блокбастерам вовсе не относящимся. И у каждого заметного фильма — своя музыкальная палитра, о которой сегодня, по традиции, как раз пойдёт речь. Пробежим их глазами и вспомним самые значительные достижения сезона в области саундтреков в порядке их выхода в отечественный прокат.
Фильм выходит своеобразным социальным детективом, в котором врут все без исключения свидетели, судьи подкуплены, полицейские продались, а потому вся эта мешанина ещё пару раз для смеха поменялась мантиями, так что детектив из поиска маньяка быстро превращается в попытку героя хотя бы мало-мальски понять для себя, что же тут вообще происходит, и как ему действовать дальше. Мы не феминистки, мы нео-язычники. Мы не колония параноидальных людоедов, мы частное поселение со своими порядками.
Отзывы: [4]
Все, конечно, всех любят, но странною любовью, будто перепечатанной с последних страниц глянцевых журналов, где пронырливые и не очень журналисты рассуждают о человеческом устройстве, а сбоку расположен тест «Проверьте, насколько вы ревнивы!». Вдруг соображаешь что доверие мужчине — это просто доверие мещанским семейным ценностям, доверие людям, которые считают, что если в тридцать лет у тебя нет детей — тебе надо пойти и удавиться, а если нет пары, то вообще непонятно, зачем ты живешь.
Эпос как культурное явление очень способствует «сериальности» происходящего. Если не обращать внимания на явные сюжетные оплошности и откровенно лишних героев, то получается такое «мэйнстримное фэнтэзи», вполне уважаемый жанр, разве что особыми изысками не обладающий. Что выливается во время просмотра в постоянное дежа-вю. Мудрец похож то на Гэндальфа, то на Оби-вана, то вообще на Морфеуса. Главный герой вообще похож исключительно на Энакина из второй-третьей части «Звёздных войн».
Отзывы: [14]
Фильм от начала и до конца держится на двух персонажах — собственно Начо и его непутёвого напарника Эскилето. Их монологи, диалоги, ужимки, очередные проигрыши на ниве рестлинга — в этом весь фильм. Да, это не высоколобая театральная комедия, и даже не ситком, тут смех рождает просто и тривиально — то, что творится в данный момент на экране. Отечественному же зрителю доблестные локализаторы шанса оценить уровень оригинала не дали, оставив от него рожки да ножки.
источником качественных рецензий, имели свой особый взгляд на кино. Я отправлял ваши рецензии друзьям и после фильмов всегда перечитывал вашу точку зрения... далее
